ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
САФРОНОВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ
ПРЕССА


Александр САФРОНОВ: «Я всю жизнь занимаюсь одним – ПЕРЕВОДОМ»

Четыре романа англичанина Луи де Берньера стали событием в российском книжном мире последних двух лет. Трилогия («Война и причиндалы дона Эммануэля», «Синьор Виво и наркобарон», «Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана») о жизни маленькой южноамериканской страны удивительным образом оказалась созвучна нашей реальности. «Мандолина капитана Корелли» – одна из самых трогательных и красивых книг, которые мне доводилось прочесть. Все четыре романа перевёл Александр САФРОНОВ, человек в мире перевода новый, но заявивший о себе всерьёз…

– Совсем немного слов о себе...
– Мне 54 года. Я из театральной семьи, отец Александр Семенович САФРОНОВ – заслуженный артист России, режиссер, последние 13 лет жизни работал в Тверском драматическом театре. Мне хотелось быть, как отец, и я решил поступать в театральный институт. Но произошла встреча с актером, работавшим еще в долюбимовской Таганке. Он сказал: «Ты можешь поступить и окончить институт, но оказаться полной бездарностью. Тебе нравится английский, выучи сначала язык, актером стать успеешь». Я послушался и поступил на факультет иностранных языков Тверского университета. На последних курсах летом работал переводчиком в «Интуристе», меня приглашали на постоянную работу, но я пошел в театр. Позже закончил Щукинское училище, режиссерский факультет, курс Е.Симонова – В.Эуфера.
33 сезона в театре, 70 ролей на сцене, 15 в кино, 13 постановок в разных театрах. Неоценимый опыт от общения с мастерами.
Андрей Мягков сказал: «Актерство – это короткие штанишки, из которых вырастаешь. Мне сейчас гораздо интереснее режиссура и педагогика».
Наверное, и я вырос из этих «штанишек», для меня теперь настоящее творчество в литературном переводе, где требуется весь мой художественный и человеческий опыт.
Мне думается, люди творческих профессий подразделяются на два типа: импровизаторы и интерпретаторы. Импровизаторы (писатели, художники, композиторы) творят «из себя», используя воображение, ум, талант. Интерпретаторы (актеры, режиссеры, музыканты, переводчики) творят на основе созданного импровизаторами, также используя воображение, ум, талант. Я отношусь ко второму типу. Готовя роль или ставя спектакль, я ПЕРЕВОЖУ литературу на язык сценических образов и знаков (декорация, костюм, пластика, способ существования на сцене). Литературный перевод – то же самое, только более явно. Получается, я всю жизнь занимаюсь одним – ПЕРЕВОДОМ. Я – interpreter – истолкователь, переводчик.

– Как вы узнали о Луи де Берньере?
– В 1977 году я познакомился и подружился с англичанином Айвором Кинзи. За пару лет до этого он приехал в Союз туристом. Экскурсию в Твери вела моя однокурсница Таня Змывалова. Айвор влюбился, и все кончилось свадьбой. Таня не захотела оставлять мать и отказалась ехать в Англию, тогда Айвор переехал на жительство в Тверь. Экономист, ни слова порусски. Мог бы преподавать язык в университете, но поскольку не сдавал «Историю КПСС», истмат и научный коммунизм, его к студентам не допустили – еще не тому научит. Он устроился рабочим на полиграфкомбинат (где, кстати, печатался Берньер), но очень скоро затосковал среди машин. Знакомые комсомольские лидеры помогли устроить его рабочим сцены в наш театр. Я был единственным, с кем Айвор мог свободно общаться, обратиться за советом. Правда, он быстро нашел общий язык с другими монтировщиками; они привили ему справедливо критический взгляд на некоторые постановки театра, и очень скоро на вопрос «Как тебе этот спектакль?» Айвор отвечал: «Ochen bolshaya khuinya». У него начался карьерный рост: в «Самом правдивом» Г. Горина Айвор в камзоле выходил на сцену для смены декораций, а в «Двух кленах» Е. Шварца сыграл левую куриную ногу избушки Бабы-Яги.
Через полтора года Таню все-таки уговорили, и Кинзи уехали в Англию. Мы с Айвором переписывались и встречались, когда они приезжали навестить Танину мать. Каждый раз он привозил мне в подарок книгу о театре или сборник пьес.
И вот в 1999 году Айвор привез «Мандолину капитана Корелли». Сказал, книга пользуется большим успехом, но имя автора – Луи де Берньер – ничего не говорило. Я стал читать и не мог оторваться. Навел справки – не переведена.
Мне помогли связаться с двумя питерскими издательствами, я рассказал о книге, они попросили показать несколько глав. Одно издательство не ответило, второе сказало – нам это не интересно. А я уже не мог остановиться и стал переводить для себя. Потрясающее было время. Провинциальная Тверь, осень, потом зима, темень и холодрыга, а я просыпался утром и уносился к морю, на Кефалонию, «где воздух так прозрачен, что приезжие на два дня слепнут»…
У меня тогда не было компьютера, и я перевел «Мандолину», «Гусмана» и половину «Эммануэля» «вручную» – переписывал романы карандашом по бумаге и листал словари. Сейчас сам не могу поверить, что я это сделал.
Заканчивая перевод к весне 2001 года, я разослал предложения разным московским издательствам.
А я с лета уже переводил роман «Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана». Я не знал, что это последняя часть трилогии. Вначале впечатление было странным: так непохоже на «Мандолину», станет ли кто это читать. Появилось подозрение, а потом и уверенность, что это окончание трилогии. Затем перевел 1-ю и 2-ю части – «Война и причиндалы дона Эммануэля» и «Сеньор Виво и наркобарон».
Потом пришла правка «Мандолины» от Максима Немцова. Это был удар. Мордой об стол. Я уже чувствовал себя начинающим гением перевода, впереди разве что Лозинский и Пастернак, а Максим показал все мои школярские ошибки неопытного переводчика. Я очень ему благодарен за школу.
Трилогию редактировала Анастасия Грызунова. Я очень рад, что судьба свела меня с такими талантливыми людьми, как Максим и Настик. Если Берньер нравится, во многом это их заслуга.

– Что Вы перевели до Берньера? Каков Ваш переводческий опыт?
– Опыт перевода у меня был минимальный – сцены из пьес, скетчи для капустников. Самая значительная работа – перевод пьесы Питера Николса «СтрастнАя служба». Я ее предлагал в театры Олега Ефремова, Льва Додина, позднее - Леонида Трушкина. Всем очень нравилось, но так и не состоялось.

– Что Вы сами думаете о Берньере?
– Переводя Берньера, я старался уловить и сохранить его интонацию. При чтении Берньера возникает картинка, видишь все, о чем он пишет. Это признак мастерства. Я не бывал в джунглях, но казалось, что пробираюсь по ним вместе с Аурелио. Я «видел» льяносы и горы и понимал, почему их так любит генерал Фуэрте.
Мне близок юмор Берньера. Очень нравится, как автор отбирает детали для характеристики персонажа или ситуации. Как актер, я знаю, насколько это важно – точно отобранная деталь скажет об образе больше, чем два листа текста.
Для Берньера не существует запретных тем, он пишет и о любви, и о насилии, и о власти, и о религии. В откровенных любовных сценах нет похабщины, в размышлениях о вере – подобострастной набожности. И главная мысль – не существует веры, за которую стоит убивать.
И как проецируются события в вымышленной латиноамериканской стране на Россию! Застенки полковника Асадо – наш НКВД, экономическое чудо доктора Бадахоса – наши реформы 92-го года.

– Сказывалась ли на Вас атмосфера книг?
– Два с половиной года Берньер был главным интересом моей творческой жизни. Все остальное – репетиции, спектакли, радио – раздражало, поскольку отнимало время от перевода. Можно сказать, я переводил «по системе Станиславского». «Магическое «если бы» позволяло переноситься в плоскость воображаемого. Я представлял себя разными персонажами – как они думают, двигаются, каким языком говорят. Доходило до того, что почти каждую ночь снились несуществующие предложения и абзацы, и я их мучительно переводил…

– Переводчик Дмитрий Коваленин, открывший для России Мураками, написал целую книгу о своём вИдении прозы этого автора – «Суси-нуар». Ждать ли нам чего-то подобного от Вас? Думали ли вы б этом?
– Нет, мысль изложить на бумаге свое «видение Берньера» мне не приходила. Зачем? Каждый читатель найдет в нем что-то свое. Или не найдет. Обменяться впечатлениями от книг – да, интересно. Я вообще не люблю разговоров «по поводу», когда на «творческой встрече со зрителями» «на пальцах» пытаются объяснить, что хотели сказать этим спектаклем. Если во время спектакля ясно не стало, чего уж теперь? Берньеру этого не требуется. Он умен, ясен, понятен. Его либо принимают, либо нет.

– Ваш «роман с Берньером» продолжится?
– Я надеюсь. В этом году вышел его новый роман «Бескрылые птицы», есть надежда, что я буду его переводить.

– Какие вышедшие в последнее время книги Вам запомнились?
– Больше всего понравился Мураками, особенно «К югу от границы…». Читая Джеймса Келмана «До чего ж оно все запоздало» думал о титаническом труде переводчика. На английском читаю сборник рассказов Роальда Дала, мастера неожиданных поворотов в сюжете. Очень нравится его язык, переводил бы с удовольствием.

– Что бы вы перевели с большой для себя радостью, а за что не взялись бы никогда?
– Пока все происходило случайно. Айвор подарил «Мандолину», я увлекся и перевел все изданные к тому времени крупные произведения Берньера. Перевёл «Воровку» Сары Уотерс – прошлогоднего лауреата Букеровской премии. Потом два заказа от издательства – Шарп и Хайасен. Шарпа я читал, он мне нравился, Хайасен – абсолютно новое имя.
Не знаю, что я бы не стал переводить. В театре и кино так бывало – получаешь роль, материал никакой, но это подхлестывало «сделать из дерьма конфетку». Возможно ли такое в переводе?
Я бы с радостью перевел Кена Кизи «One flew over the cuckoo’s nest». Я прочитал эту книгу (первый подарок Айвора) еще в 1977 году. Заглавие у меня было бы другим; это из детской считалочки:
«… через запад на восток,
темным лесом вдоль опушки
в ДОМИК ЧОКНУТОЙ КУКУШКИ».

Вот стихи точно бы не взялся переводить, способностей не хватит...

– Что такое, по-вашему, «хороший перевод»?
– По-моему, перевод хороший, если в нем сохраняется авторская интонация, которую слышишь в оригинале. Когда забываешь о переводчике и восхищаешься автором…

Книжная витрина. -2004.- № 40 (130)19 - 25 ноября. [ opt-kniga.ru ]


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info