ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
ПАВЛЕНКО ЛЮДМИЛА ГЕОРГИЕВНА
ПРЕССА


Владимир КАРЦЕВ

МЕТАТЕАТР ЛЮДМИЛЫ ПАВЛЕНКО

Актриса Тверского театра драмы, член Петровской академии наук и искусств Людмила Георгиевна Павленко удивила своих поклонников зимой 1998 года, когда в издательстве "Русская провинция" вышел её фантасмагорический роман "Театр тайны...". Но случайностей в литературе не бывает... Подтверждение тому - новая книга актрисы и писательницы, любовно-историческое повествование "Царица грозного царя", которое закончено несколько месяцев назад и сейчас ждет своего издателя. А у Людмилы Павленко уже есть новый замысел, который спешит воплотиться в рукопись.

- Людмила Георгиевна, почему вдруг вы - актриса, профессиональное призвание которой, быть может, заключено в том, чтобы наиболее пристально вчитываться в текст пьесы, нашли себя в искусстве слова и взялись за перо?

- Говорят, что актер - это человек, который всю жизнь произносит чужие слова не своим голосом. Когда я училась актерскому мастерству, нам внушали, что актер должен быть глупым: умных в театре не любят, умные будут рассуждать долго, а надо выходить на подмостки и делать... Я так и поступала в своей профессиональной карьере - выходила и делала. Тем более, что главное - эмоциональность, а этого мне не занимать. Но и писать я начала не вдруг. У меня изначально были две страсти - литература и театр: с пяти лет я знала, что буду актрисой, с пяти же лет я поняла, что должна писать. Но все-таки какое-то время мне казалось, что театр - это для меня главное, а литература - страсть, которая будет затихать. ...Сейчас я понимаю, что ошибалась.

- Наверное, вы начинали со стихов - как все... Какие-нибудь первые строчки сохранила до сегодняшнего дня въедливая актерская память?

- Вот, например, из написанного в четырнадцать лет, всего несколько строф...

Я возьму из речки
Неба лоскуток,
Высушу у печки
И сошью платок.

...Не правда ли - милые строки? Но стихи мне не хотелось писать, потому что они очень просто у меня получались и получаются. Я ждала трудной прозы, с которой необходимо было думать...

- Но как актрисе вам нужно было изживать это свободомыслие?

- Да, но сейчас, когда я смотрю на наши театры, я с ужасом понимаю, что мысль у нас несут только некоторые актерские труппы. Даже Анастасия Вертинская, великолепная актриса, однажды призналась: "Я глина в руках режиссера". Это все так... Если у художника материал - краски, кисти и полотно, то режиссер создает свое произведение из живых людей. Я считаю, что актер обязан мыслить. Когда говорят о греховности нашей профессии, я думаю, что греховность, если и проявляется, то именно в том случае, когда актер не стремится быть сотворцом режиссера, когда он - глина... Анастасия Вертинская, конечно, кривит душой - она-то сотворец режиссера. Все большие актеры - сотворцы. А те, что позволяют себя дергать за ниточки (встань туда, сюда, молчи, не думай, сядь...) - греховны. Как и все профессии, ремесло актера изначально - от Бога, оно не греховно, мало того, оно по достоинству не оценено людьми. Последнее меня особенно мучает, именно поэтому родилась книга "Театр тайны или дважды два пять". В ней среди актеров существует тайный орден - "Театр тайны", его члены творят не для славы, больше того - стремятся, чтобы их никто не знал по имени, и все равно они воздействуют на души людей. Моя концепция вышла из христианской идеи: исправь себя и другие исправятся.

Слова Вильяма Шекспира "Весь мир театр и люди в нем актеры" я воспринимаю буквально. Ну, например, любой политик - разве он не актер? А журналист, учитель, - любой человек за жизнь набирает определенную партитуру ролей. Мир - модель театра, в этом смысле профессия актера утилитарна. Каждый из нас что-то репетирует: какую-то беседу, разговор... - моделирует будущее. На конференции Лиги защиты культуры я выступала с докладом по этому поводу, даже термин придумала - "метатеатр".

- И в чем суть концепции метатеатра?

- Я развиваю формулу Шекспира "Весь мир театр и люди в нем актеры" и пытаюсь доказать, что смысл профессии актера заключается в стремлении вырастить душу. Человек вообще рождается для того, чтобы вырастить в себе душу.

- Но это, может быть, задача каждого отдельного человека, а чем актер может ему помочь?

- Если актер кукла, то он не воздействует: люди чувствуют, что он лжет, играет. Цель актера проживать свою роль на сцене. Мой роман "Театр тайны..." родился из двух чувств - любви и ненависти, из их борьбы?

- А почему эта страсть к писательству так задержалась, если по вашему признанью литература и театр жили в вас долгое время одновременно? Вы не могли издаться, книги писались в стол, копились в душе, или вам не хватало жизненного опыта, актерского, которого, на мой взгляд, в романе с избытком...

- Я писала несколько вариантов, они меня не удовлетворяли, я их сжигала. Я ведь одновременно училась писать и никогда не думала, что издам книгу. Но потом в "Литературной газете" в середине восьмидесятых увидела объявление: "Присылайте рукописи...". Я написала в Петрозаводск, в альманах "Молодой гений", отослала свою рукопись, ее приняли и стали печатать. Но вдруг я поняла, что еще рано..., и я отозвала рукопись. У издателей были неприятности с типографией, так как часть тиража была отпечатана, они платили неустойку, а я - писала, звонила, требовала, чтобы мне вернули рукопись, но объяснить себе - "Почему?" - не могла. Наконец, мне вернули книгу, с гранками, а в альманахе написали извинения читателям... Через год я вновь достала рукопись и полностью ее переписала. Вероятно, что актерская интуиция мне подсказала - нужно еще многое доделать.

- Очень долго и тщательно шла ваша работа?

- Да, и, может быть, еще потому, что для меня это был способ уйти от реальной жизни. Я в театре испытывала большой прессинг, все сломалось - семья, дом, работа, полный жизненный тупик. Теперь я понимаю, что, наверное, и в преисподней самое страшное - надпись, как в магазинах, "Выхода нет!". Я думала, что я так и не найду выхода, но творчество показало мне его. И в результате я сама не заметила, как я вышла из этого тупика - вернулась к людям, причем не просто так, а с книжкой. Творчество - это большое лекарство.

- В этой книге очень много мистики, булгаковской фантазии...

- Михаила Булгакова я очень люблю, но в своих книгах стремлюсь уйти от него как можно дальше, хотя в "Театре тайны..." зашифровала имя ведьмы Маргариты. Но показывать чертовщину не возможно, не соприкасаясь с ней. Я изображала то, что есть, и этого сейчас в жизни более чем достаточно. Но зову своей книгой я совершенно к другому - к вере человека в светлое. Я говорю: "Чертовщина вокруг нас, не поддавайтесь ей!"

Это все-таки театральный роман, книга о театре?

Да, я писала театральный роман, но там не было моей биографии, истории молодой актрисы на подмостках. В первую очередь это книга о любви, вся моя любовь в ней зашифрована. Изначально я знала, что мой герой должен быть гением. Только борьба на таком высоком уровне могла помочь выразить глобальные мысли, которые меня мучили. Я не согласна, когда говорят, что писатель должен просто слагать истории. Русский писатель всегда был проповедником. Лично моя задача заключается в попытке синтеза театра и литературы. У меня очень много олицетворенных метафор - "Несчастливцев вышел из себя и встал рядом", "Связь времен - берут ее и связывают узелками". Эти картинки, мне кажется, может давать только актерская природа... В следующем романе - "Царица грозного царя" - я уже не могла писать до тех пор, пока не увижу картинку. Так, например, я увидела взгляд царицы, не глаза - взгляд. Царица обернулась и смотрит на Василису. И в нем - ужас, непонимание, неверие в то, что подруга ее предала. ...Вопрошающий взгляд, полный обиды - как же так? Я его увидела, побежала за стол и стала записывать. Визуализация очень важна - это то, что соединяет литературу и театр.

- Как рождался замысел вашего нового романа - "Царицы..."?

- 25 лет назад я сыграла Василису Мелентьеву в одноименной драме Островского. Там она выписана сильной женщиной, которая покоряет царя Ивана Грозного своей внутренней мощью. Я никак не могла этого понять - я боялась Грозного. Ничего не могла с собой сделать и попросила актера, который играл царя, репетировать со мной так, как мне хочется. Он согласился. Я проиграла эту сцену на том, что Василиса влюблена в него - трепетно, нежно. Когда он спрашивает - "Ты хочешь быть царицей?" - режиссер требовал, чтобы я говорила с пафосными железными интонациями, покоряя своей смелостью, а я говорила мягко, со слезами на глазах. После репетиции опытный актер, игравший Грозного, сказал мне: "Да, девочка, ты умеешь обманывать: в жизни я бы решил, что ты любишь меня...". Режиссер согласился с таким прочтением роли, а я поняла, что совершенно не принимаю интерпретацию Островского. Я стала собирать все об этой эпохе - книги, иллюстрации, не вылезала из Горьковской библиотеки на протяжении нескольких лет. Я изучила летописи 15-16 веков, переписку Ивана Грозного, труды русских историков. Наконец, родился сценарий фильма "Царица грозного царя", актриса Наталья Величко решила его ставить...

- Это книга совершенно иная по стилистике, чем "Театр тайны..."?

- Да. Во-первых, я опиралась только на исторические факты, так как поняла, что Островский изображает совершенно не тот период, смещая историческую канву. Действие же моего романа развертывается в 1577-1579-е годы. Конечно, о Василисе Мелентьевой очень мало известно. Я должна была домыслить, почему Грозный выбирает в жены, не обращая внимания на традиции и мнение священников, вдову с двумя детьми, у которой, к тому же, "опричник мужа заклал". Опричники, как утверждает Карамзин, жестоко насиловали жен убитых ими изменников. И в моих мыслях родилась история об отмщении, которое замыслила поруганная молодым Грозным, о чем он забывает, а потом опричниками Василиса.

- Вы так много работаете над рукописями, а как же театр?

- Уже два года я ничего не делаю в театре... Сначала я не понимала, почему я не могу уйти из него, хотя получаю приглашения из Петербурга и Москвы. Меня берут в театры, но вдруг здесь, в Твери, когда уже все - надо ехать, меня разбивает радикулит, хотя раньше я не знала, что он вообще существует. И, наверное, это мистика в моей жизни: когда я понимаю, что в театре мне нет места, что как актрису меня здесь уничтожают, что мне надо бежать... - я не могу уехать из этого города, судьба не выпускает меня отсюда. А кончилось тем, что вышла книжка.

- Может быть, судьба держит здесь для новой книжки?

- Сейчас я свободна, я просто жду, я знаю, что мне Бог даст... Когда-то я заступилась за людей, я не смогла переступить черту, с тех пор все началось... Я не хочу возвращаться к тягостному для театру времени, когда мы устраивали какие-то собрания, искали справедливости... Это было тяжело для всей труппы, но Бог, вопреки всему, давал мне роли. Борис Голубовский поставил со мной леди Гамильтон в "Завещании лорда Нельсона". Потом приехал Дмитрий Черняков, и я сыграла у него Констанцию в "Постоянной жене" по С. Моэму. Валерий Персиков отстоял меня в главной роли в спектакле "Убьем мужчину": ночами репетировал со мной и никто не знал, а потом я сыграла премьеру.

- Получается, что литература для вас стала на какое-то время своеобразным жизненным лекарством?

- Очень ненадолго... Если бы люди понимали до конца, что такое творчество, они бы никогда не стали употреблять наркотики или алкоголь. Настоящий наркотик - это творчество, все остальное - грубые заменители. Ни с чем невозможно сравнить то, что переживает человек, когда он творит. Это доступно каждому, вся наша жизнь - творчество. Бог нас со-творил по своему образу, но не потому, что у него есть руки или ноги, а потому, что он - ТВОРЕЦ.

Одна актриса на репетиции сказала: "Подлинный талант все возьмет - и свое, и чужое". Это не талант, это физическая весовая категория - умение двигать локтями...

Человек же рожден для наслаждения, для творчества. Благодаря ему он поднимается на новый уровень, и тогда живешь в постоянных открытиях души.

Душа растет творчеством.

Фото: Людмила Павленко в роли Екатерины Великой в спектакле ТАТД "Капитанская дочка"

Тверская жизнь. -1999. -24 сентября. [ http://tverlife.ru ]


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info