ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
ХОНИНА НАИНА ВЛАДИМИРОВНА
ПРЕССА


Наина ХОНИНА

РАЗГОВОРЫ В ТЕМНОТЕ. РАССКАЗ

Спектакль закончился. Артисты разошлись по домам. Электрики тоже. Рабочие сцены решили, что разберут декорации завтра, и удалились. В театре остались зав. реквизиторским цехом тетя Катя, одевальщица Надежда Васильевна и дядя Вася-пожарник. Все они служили театру без малого тридцать лет, а дядя Вася и того больше! Он сегодня дежурил. Вот проводит «девчонок», закроет за ними дверь и останется на своем рабочем посту!

Пока дядя Вася, кряхтя, поднимался на второй этаж проверить, во всех ли гримерках артисты погасили свет, тетя Катя все еще возилась с реквизитом. Рассовывала по коробочкам искусственные бриллианты. Серьги да колье. Более подвижная Надежда Васильевна убрала костюмы, закрыла костюмерную на ключ и, постанывая от усталости, уже спускалась вниз по лестнице в цех к Кате. Они жили на одной улице и возвращались домой вместе, поджидая друг дружку. И вдруг погас свет. В городе шел процесс веерного отключения электроэнергии.

- Надь, спускайся осторожнее, а то ноги обломаешь. Сейчас за фонарем схожу, а ты заворачивай к Катерине. Слышь, как визжит? Иди на голос. Помогай своей подруге, а то у нее все бриллианты в темноте украдут.

В пустом театре голоса звучали гулко, раскатисто. Эхо играло ими, как хотело, придавая звуку вибрацию.

- Ва-ась, а кто-о украдет-то? Здесь, кроме нас с тобой, никого нет.

- Не скажи! А артисты-ы-ы?

- Какие еще артисты? Все уже ушли.

- А те, что померли? Они ужас как любят те платья, в которых раньше играли, примерять, и бриллианты тоже.

Дядя Вася зажег фонарь. Надежда Васильевна от внезапного испуга притормозила, закашлялась и сквозь кашель выдохнула хрипло:

- Типун тебе на язык, безбожник. Ерунду какую несешь! Фонарь, направленный ей в глаза, заставил зажмуриться.

- Молчи, женщина! Ты в театре ночью одна оставалась? Нет? Так что ты знать можешь? Давай шагай. Чего застопорилась?

Но Надежда Васильевна, словно приросла к ступеням, боясь шевельнуться.

- Страшно? Они и тексты повторяют, чтоб роль не забыть. И спектакли играют. К рассвету только угомонятся.

Голос у Надежды Васильевны киксанул, сбился с привычных нот:

- Что-то я тебя, Василий, нынче не пойму... Они, прости Господи, не совсем, что ли, померли?

- Почему? Померли, но из театра не уходят. Так и живут в нем.

- Все-е?

- Нет, только хорошие. Плохих не видать.

- А в данную минуту они где? Здесь?

- Ты чего сопишь? Коленки, поди, дрожат? А может, я пошутил?!

- С тебя станет. Остаешься один, поди клюкнешь, вот и...

- А может, и не пошутил? Тут дело тонкое... Двигай!

Наконец добрались до реквизиторской. Дядя Вася высветил испуганную фигуру Кати, прижавшей руки к груди.

- А ты чего во фрунт вытянулась? Тоже труса празднуешь? Бабы, батарейка садится, сядьте и ждите, когда свет дадут. А я вам буду байки рассказывать. Театральные были-небыли. Есть у меня одна - детектив. И концов не найдешь. Концы, значит, в воду.

Но женщины его не слушали. Катя затараторила как из пулемета:

- То-то я гляжу, вроде бы сережки в зеленую коробочку положила, а они в малиновой оказались. А у тебя, Надь, все в порядке?

- Да. У меня все костюмы по местам висят. Куда повесила, там и...

Из темноты подал Василий свою реплику. Прозвучало зловеще:

- А в складу смотрела? Из старых, тех, что уже свое отыграли?

- Врешь ты все, Василий, такое невозможно.

Василий зажег фонарь, осветил красным светом свое лицо, воздел указательный палец кверху. Огромная тень от него легла на стену.

- В театре возможно все! - и погасил фонарь.

И тут включили свет. Катерина и Надежда дружно перекрестились. Дядя Вася ухмыльнулся. Свет тут же погас, и из темноты прозвучало:

- Это уж они балуют. Первый звонок дают. Не верещите, слушайте лучше мои байки. Я ведь раньше вас в театр пришел. После армии. Там баранку крутил, офицеров возил, а здесь - автобус с артистами. Сразу на областные гастроли попал. Осенью дело было. Урожай убрали, значит, пора сельскому труженику отдых дать, на артистов посмотреть. Тут дожди зарядили. Слякоть, грязь, бездорожье. Автобус по пузо в яме. Артисты вылезай, тяни-толкай. В клуб приедут промокшие, зуб на зуб не попадает, а играть надо. Платья утюгом просушат, и в воглом-то, чуть парок от них идет, на сцену.

Впереди всегда сидела Лидия Николаевна Стрельская. Вот как на духу... Я в нее влюблен был. Уважал и очень за нее переживал. Какая была артистка: теперь таких нет! Ей тогда поди шестьдесят годков уже стукнуло. Она всегда в шляпке ходила и в перчаточках. И был у нее еще такой кожаный чемоданчик для грима, с защелочками. Очень уж она легонькая была. Невесомая. Одуванчик. А дороги-то сельские не для одуванчиков. Тракторами разбиты, изъезжены. Застрянешь, туда-сюда, туда-сюда. А она, легонькая, от моей раскачки аж под потолок летит. Хоть театральный груз к ней привязывай, чтоб на месте удержать, чтоб не зашиблась… И ведь не вскрикнет никогда, не пожалуется. Зато, когда автобус к месту назначения приезжал, тут уж я на руках ее выносил вместе с чемоданчиком, чтобы через грязь на сухое перенести. Пушинка. Из-под шляпки смотрит на меня, пальчиком погрозит. Не поймешь, шутит, нет ли?.. «Ты в меня, Васенька, не влюбись. Смотри, пропадешь...»

А голосок такой нежненький, звонкий, как у молоденькой. Шутница! Лидия Николаевна была одинокая. Ни мужа, ни детей. Я как-то не выдержал, полюбопытствовал: как, мол, вы одна, без детей? Удивилась.

«Что вы, Васенька? Как же это без детей? Обижаете! Сколько их у меня на сцене было. Посчитать - пальцев не хватит. А уж мужчин то, признаюсь, скольких я любила, сколько меня любили!»

Я ей про жизнь, а она про сцену. Беспомощная женщина была. В быту совсем беспомощная: ни кипятильничка с собой не захватит, чтоб чайку попить. А в магазин придет, что-нибудь к ужину взять, купит какие-то сухарики. Хрустит ими и посмеивается: «Ох, растолстею. Ты меня, Вася, разлюбишь, кто же мне цветы дарить будет?» За гостиницей ромашки росли большунные, так я однажды целую охапку ей принес. Она так обрадовалась, словно девочка. Вручил, а ее из-за цветов и не видно, только слышно: «Ой, Васенька, разбила я ваше сердце». Шутница! Эх-ма, вспомнил Лидию Николаевну да и расстроился. История эта детективная с ней связана.

Пришла в театр перед самыми гастролями из заводской самодеятельности Галина. Попросилась в артистки… А тут как раз одна из молодых актрис рожать удумала, а сельские дороги могли ее роды ускорить. Кем заменить? Положение безвыходное, все при деле, так что Галина вовремя порог перешагнула. Решили ее «попробовать», может, получится? Попросили в наставницы Лидию Николаевну. Поселили их вместе в номере. Дали Галине наказ, чтоб во всем ей помогала и училась у нее. Так та впилась в Лидию Николаевну, как пиявка: «Выучите меня на актрису. Позанимайтесь со мной ролью». Что ж, Лидия Николаевна безотказная.

«Попробуем, девочка. Внешность у вас хорошая. Голос есть, фигура. Хорошо, порепетируем. Я сейчас вам реплику подам, а вы очень внимательно слушайте. Как я вас спрошу, так вы мне и отвечайте. Я вам петельку, а вы мне крючочек. Так у нас с вами диалог и завяжется. Вот и Вася пришел с цветами. Мы его попросим за текстом последить».

Не знаю, что у них там за вязание вышло, но Галина Лидию Николаевну точно на крючок подцепила. Каждое ее желание предупреждала, а та…

«Я без Галочки не могу. Галочка - мои глазки. Галочка - мои ушки. Галочка - мои ножки. Галочка, теперь вы за меня в ответе. Зачем приручили?»

Она, кстати, всех на Вы называла. Очень вежливая была дама, приятная.

Однажды, после спектакля, только что приехали с выездного (у нас база в райцентре была, оттуда и ездили в разные стороны), машину хотел помыть. Бежит ко мне из гостиницы Галина. Вижу, случилось что-то. Уж не с Лидией Николаевной? Верно.

«Вася, беда. Заводи скорей мотор. Едем в город! (А до города часа два с половиной и то с ветерком.) Лидии Николаевне плохо. Сердце. А лекарства кончились. Здесь таких нет. Она дала мне ключ от своего дома, объяснила, где взять. Ты меня там подождешь. Я лекарства заберу, и назад».

Я для Лидии Николавны все готов сделать. Завел мотор, развернул машину - и в путь. Галина сидит рядом, вся дрожит, погоняет: «Быстрей, быстрей». Доехали. Быстро вернулась. В руке сумочка.

«Все в порядке. Нашла. Гони назад».

Всю обратную дорогу рта не раскрывала. Волновалась, видно. И я молчал. Только столбики дорожные мелькали. Вернулись мы в гостиницу под утро. Галина в номер вбежала и сразу выскочила, и ко мне на шею. Лицо на груди прячет, задыхается: «Кажется, Лидия Николаевна отошла...»

Вот так на сельских гастролях мы и потеряли нашу голубушку. На поминках все плакали. Галина с горя лишку хватила. Развезло ее. Повел ее в номер. Мы за эти гастроли как-то все сдружились.

Из темноты раздался голос Надежды Васильевны:

- И все? А говорил - детектив?!

Похоже, дядя Вася не услышал вопроса. Продолжал свое.

- И тут Галина вдруг разоткровенничалась. Ее как-то понесло. Слово за словом.

«3наешь, Василий, Лидия Николаевна княжеского рода. Стрельская - ее псевдоним. Она княжна Татаринова».

Я возразил, мол, жила она в частном доме. Мать у нее была простая женщина. Померла недавно.

«Так, все так, Василий. Это не ее мать вовсе, а прислуга. После революции ее родителей послали в Сибирь этапом. Там они и сгинули. А прислуга девочку спасла. За свою дочь выдала. И стала наша Лидия Николаевна дочерью кухарки. Не могу. Прости, что опять плачу. Она мне по-французски Расина читала. Великая актриса. Ты прав. Теперь таких нет. Мы с ней так сблизились. Она мне столько открыла! Многому научила. Ее никто по-настоящему не знает. Такая озорница! Пришли мы с ней в ресторан. Ну, тот, что в гостинице. Одно название - «ресторан»! Вонь, грязь. Мокрыми тряпками пахнет. И среди всего этого безобразия Лидия Николаевна. Шляпочка, кружевной воротничок, перчаточки. Сели за стол. А над нами на липучках мухи. Прямо над столом. Подходит официантка. Фартук серый: «Что принесть?»

«Будьте любезны, щи... отдельно, мухи - отдельно».

Я от неожиданности чуть под стол не упала от смеха. Тут пьяный парень завалился, да еще за соседний стол сел. И сопит, и пыхтит, и песни блатные поет. Лидочка на него ноль внимания, фунт призрения. Знай себе ножиком да вилкой на тарелочке орудует. Любо-дорого глядеть. Аристократка! Василий, я тоже этими предметами есть научилась. Так этот облюман ел, ел, да икать начал. Лидия Николаевна, не повернув головы в его сторону, своим звонким, нежным голосочком и пропела:

- Молодой человек, вам осталось только пукнуть, а так вы уже все сделали!»

Галина плакала, а я не знал, чему тут верить, чему нет...

- А детектив где же? - подала голос уже тетя Катя.

- Не торопись, это еще не конец. Год прошел. И весь год Галина траур не снимала, ровно Лидия Николаевна ей близкой родней была. Чтила память.

«Василий, съездим на могилу к Лидии Николаевне».

Свечки ей в церкви ставила. Театр взял ее в штат на договор, пока та актриса в декрете. То ли она действительно чему-то научилась у Лидии Николаевны, то ли у самой талант был, но ученицей ее себя называла.

Отметил театр годовщину со дня смерти Лидии Николаевны. Газеты свое доброе слово сказали. За столом все собрались, как полагается. Тут кто-то из администрации про дом заброшенный и вспомнил. Дали мне наказ. Что там? Как там? В каком он состоянии? Можно ли его еще использовать? Не прогнили ли полы?

Пока я собирался, то да се, неделя прошла. Смотрю, Галина, я ее даже и не признал, в новой шубе идет. Пошутил, мы с ней так на дружеской ноге были: «Спонсора нашла?» Позвал ее с собой дом Лидии Николаевны осмотреть. Она отказалась. Не могу, мол, все еще рана кровоточит. Поехал один. Половицы точно прогнили. Ковырнул первую доску, а под ней коробочка. А в ней опись оставшихся в наследство княжне Taтариновой Лидии Николаевне драгоценностей. Кольца с бриллиантами, сапфиры, изумруды, а самих драгоценностей нет!.. Вызвали милицию. Все перерыли. Ничего не нашли. Меня затаскали. Потом все заглохло. Дело закрыли. Дом снесли. Никакой памяти не осталось от первой народной артистки нашего города.

- Так кто ж тогда драгоценности эти украл?

- Как ни тяжело говорить, думаю, Галина их и украла. Видно, Лидия Николаевна в минуту душевной слабости ей о тайнике рассказала. Выходит, что Галина ее и убила... То есть дала ей умереть. «Скорую» не вызвала. Дождалась, когда она умрет, и ко мне помчалась, мол, за лекарствами. Там тайник вскрыла и к рукам все прибрала. Конечно, это только мои догадки. Не пойман - не вор. Только Галина, после того как тайник мы обнаружили, уволилась из театра. Договор как раз закончился. Предлагали его продлить, а она не согласилась. Куда-то уехала, может, в другой театр устроилась, не знаю. Пропала. И о ней ни слуху ни духу.

- Да-а детектив. Все настроение из-за него упало.

Зажегся свет. Все зажмурили глаза. Долго сидели в темноте.

- Завари-ка, Катерина, на дорожку чайку. Да покрепче. И сахару не жалей.

Тверская жизнь. -2004.- 24 июня. [ http://tverlife.ru ]


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info