ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
БРУСИН ЛЕОНИД АРКАДЬЕВИЧ
ПРЕССА

Елена МУНИНА

Леонид Брусин: «Пугачева хохотала над моими пародиями»

Это довольно редкий случай, когда мужчина в уже почтенном возрасте оказывается столь импозантен. Обладатель невероятного актерского шарма, высокий, плечистый, загорелый, облаченный в модные кожаные брюки, с золотой печаткой и массивным браслетом на правой руке, он способен обаять любую представительницу прекрасного пола. «Посмотри, каким я был в первые годы моей работы в театре, - показывая фотографии своей молодости, обратился ко мне народный артист России, актер Тверского театра драмы Леонид Аркадьевич Брусин. - Вот если бы я предстал перед тобой в таком виде, то ты бы сейчас на меня смотрела совсем другими глазами». Яркая ослепительная улыбка, горящий пронзительный взгляд, благородство внутреннее и внешнее, неповторимая актерская манера - это у Леонида Брусина наследственное. О его выдающемся отце - актере из Астрахани - молва ходила по многим уголкам страны. С этого мы и начали наш разговор.

- Леонид Аркадьевич, говорят, что ваш легендарный отец обладал просто уникальным актерским талантом, умел доводить публику до полного потрясения. Людей чуть ли не выносили из зала. Это действительно было так?

- Не то слово. Мой отец обладал колоссальным природным темпераментом, бешеной энергетикой. Он только выходил на сцену, и зал уже приподнимался. Он белел и краснел через грим. Когда начинал говорить со сцены, у женщин мурашки бежали по коже, они влюблялись в него. У Аркадия Леонидовича был невероятно красивый голос, пластика, рост, тон - в нем сочеталось все. А какие у него были глаза! Взгляд глубокий, пронизывающий. Актеры, которые с ним рядом играли, текст забывали от его взгляда. Он гипнотизировал глазами, невольно вынимал душу у партнеров по сцене. В Астрахани его очень хорошо помнят, причем даже люди, далекие от театра. Я как-то отдыхал в Ялте и разговорился с двумя рабочими из Астрахани. Один слесарь, другой токарь. Они мне признались, что в театр не ходят, из актеров никого не знают, но когда я произнес фамилию Брусин, тут даже они встрепенулись.

- Несмотря на обилие разноплановых ролей, в театральную историю ваш отец вошел прежде всего как гениальный исполнитель роли Пушкина.

- Он рожден был для этой роли. Я не знаю в мире никого, кто мог бы сыграть его так, как он. Никогда не забуду того потрясения, какое произвела на меня одна из его сцен в этом образе. Мне было 20 лет, я закончил первый курс театрального института. Пришел к отцу на спектакль. Сцена смерти Пушкина: он лежал в белой рубашке почти неподвижно, лицо было бледное-бледное, как будто мелом намазанное, глаза были полны слез, но ни одна слезинка из них не скатывалась, отец держал эти слезы на протяжении 10-15 минут. Это невероятно трудно, это высший пилотаж актерского мастерства! И вот Натали, подходя к нему, спрашивала: «Тебе нужно что-нибудь, Александр?». Он говорил: «Морошки хочется моченой». И далее, смотря ей вслед, произносил: «До чего ж ты хороша, Наташа… Рука немеет что-то… Жизнь кончается…». Застывал, и только тогда одна слезинка скатывалась по его щеке… Я рыдал и не мог после этого идти к отцу за кулисы. Истерика во всем зале. Шок. Настолько это было проникновенно, что мурашки по коже бежали даже у тех, кто сидел на 20-х, 30-х рядах. На улице дежурили машины «скорой помощи», женщин выводили из зала под руки. Занавес после спектакля открывался до 50 раз, около часа его не отпускали со сцены. Когда во МХАТе, куда я приехал учиться, узнали, что знаменитый астраханский Брусин - мой отец, мне сказали: «Трудно вам будет учиться, имея такого папу». Опозорить отца было нельзя, нас так или иначе сравнивали бы.

- Как сами считаете, удалось хотя бы приблизиться к столь высокой актерской планке, заданной отцом?

- Что вы! Куда мне до него! Это все равно что какому-нибудь простому математику дотянуться до Эйнштейна. Помимо выдающегося актерского мастерства он ведь еще обладал уникальными художественными способностями. Сам оформлял спектакли, делал эскизы костюмов, сам выбирал ткань, кроил, сам гримировался.

- Как говорится, талантливый человек талантлив во всем.

- Нет, вот с этим я, кстати, не согласен. Талантливый артист может быть талантлив только в смежных, сопряженных занятиях, там, где присутствует творчество. Не может быть артиста-математика или артиста-штукатура. Я вот ведь тоже помимо театра люблю пародировать, петь, читать стихи. И у меня это неплохо получается, хотя не каждый актер владеет этими способностями. Просто это все сопряжено, близко к профессии актера.

- Раз уж вы сами затронули тему пародии, то поделитесь, как вам с такой легкостью удается перевоплощаться в столь разных, непохожих друг на друга известных персонажей?

- Я до сих пор не знаю, как у меня это получается. Первым, кого я сделал, был великий актер и режиссер Рубен Симонов, затем были Юрий Яковлев, Валентин Гафт. Я и певческие пародии делаю на Эдиту Пьеху, Майю Кристаллинскую, Муслима Магомаева.

Пугачевой очень понравились мои пародии. Она так хохотала! Это было еще 27 лет назад, когда она выступала в Доме союзов, нас с ней поэт Илья Резник познакомил. А не так давно она выступала уже здесь, в театре. Я к ней в гримерную зашел, говорю: «Вы меня помните? Я вам пародии показывал». Она отвечает: «Помню». Я даже ей сказал, что вживую она гораздо интереснее, чем по телевизору. На что она: «Да, я не для телевидения, я для сцены». Я говорю: «Не для сцены, Алла Борисовна, а для большой сцены, так же, как я». Мы от души с ней смеемся, а тут уже целая очередь перед гримерной выстроилась. А что до пародий, то тут дело даже не в том, чтобы уметь копировать голос, надо суметь настолько вжиться в образ, чтобы мгновенно реагировать на какие-то реплики из зала, чтобы и жесты, и походка - все было похоже. Надо пытаться думать за того человека, которого пародируешь, мозгами работать, а не только горлом. Вот тогда это уже искусство.

- В прошлом сезоне вы не были замечены ни в одном новом спектакле театра драмы. С чем это связано?

- А как же «Слишком женатый таксист», «Еще один Джексон, или Перебор»? Тоже относительно новые спектакли. Актер же не может играть по пять премьер в сезон. Наша профессия очень зависимая. Чуть больше 40 лет я отдал театру, 37 из которых - тверской драме, которой руководит Вера Андреевна Ефремова. Около 30 главных ролей я сыграл за свою жизнь, дай Бог, если хотя бы две из них получились. Как сказал когда-то Игорь Моисеев: «Если ты начинаешь нравиться себе в роли, то ты умер как артист». Надо быть критичным к себе и постоянно работать над собой. А хвалят пусть другие.

- Вы как актер с колоссальным опытом никогда не планировали заняться режиссурой?

- Нет. В плане какой-то педагогической работы, помочь, что-то подсказать актерам я могу. Мне достаточно несколько фраз от актера услышать, чтобы сказать, что он фальшивит, тональность не та. Для роли очень важно подобрать тон. Нельзя же играть Бориса Годунова, а потом подзаборного пьяницу или безграмотного Фому в лаптях одинаково. Они все по-разному звучат, тембр голоса, интонация разные. Но этого мало. Режиссер - это очень серьезная профессия. Надо обладать огромным воображением, особым творческим дарованием. Режиссер должен уметь правильно разместить актеров в пространстве, манипулировать светом, музыкой, собрать спектакль, зная при этом, во имя чего он все это делает. Добиться от актеров сквозного действия, чтобы все это работало куда-то, ведь не зря же говорят: «Какой сегодня идет спектакль?» Он должен идти вперед, все время развиваться, а не стоять на месте.

- Вот родились в городе Горьком, учились в Москве, Тамбове, потом перекочевали в Тверь. А считаете себя тем не менее астраханцем. И не только вы. Многие выходцы из этого славного города гордятся своими астраханскими корнями.

- В Астрахань с родителями я приехал в 1946 году, а в 1962 уже уехал в Москву поступать во МХАТ. У нас в творческой среде действительно много талантливых выходцев их Астрахани: мой друг Володя Стеклов, Эммануил Виторган, режиссер Владимир Меньшов, Надежда Бабкина, из молодежи - Дима Дюжев, Настя Заворотнюк, помню их еще совсем маленькими.

- В 2004 году вам присвоили звание народного артиста. Как вам живется с этой высокой регалией?

- Конечно, было приятно, но радость была омрачена тем, что как раз в тот период я потерял своего лучшего друга, и для меня это была трагедия. Я даже отказался бы от звания, если б это могло продлить жизнь друга. К тому же на тот момент со мной уже не было мамы, отец задолго до этого ушел из жизни, некого было порадовать. Ну и потом еще возраст. Я считаю, что все эти звания надо получать лет до 50. Любое звание - это большая ответственность, оно ко многому обязывает и вызывает еще более серьезное отношение к работе.

Караван+Я. - 2007. - 12 сентября. [ http://karavan.tver.ru ]