ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
Юрий Поляков
ЛЕВАЯ ГРУДЬ АФРОДИТЫ
ПРЕССА

Елена ВАСИЛЬЧУК

Юрий Поляков: Бесконфликтный писатель никому не интересен

Встречу с известным писателем Юрием Поляковым устроила для тверских журналистов Вера Андреевна Ефремова, главреж Тверского театра драмы. Премьера спектакля по пьесе Полякова «Левая грудь Афродиты» состоялась на прошлой неделе. Драматург приезжал посмотреть, что у нас получилось. Забегая, скажу, что пьеса, полная искрометного юмора, мне понравилась. Как отреагировал драматург на спектакль, узнать не удалось. А рассказ Полякова, его размышления о литературе и театре будут, надеюсь, интересны читателям «Части речи».

- Пьесы я начал писать 10 лет назад. До этого делал только инсценировки по своим книгам: «ЧП районного масштаба» в «Табакерке», «Козленок в молоке» (скоро будет уже 500-й спектакль), «Работа над ошибками» в Ленинградском ТЮЗе. А пьеса – это оригинальная вещь. Причем «Левая грудь Афродиты» - первая из моих пьес. Что послужило толчком, чтобы мне, достаточно успешному романисту, ввязаться в драматургию? Мое собственное зрительское неудовлетворение.

Если я попадал в театр на классическое произведение – еще могло повезти. Но реальной жизни на театральных подмостках – я абсолютно не видел. А страна переживала времена драматические, как в 90-х годах XIX века, которые дали Чехова, или 50-70-е, которые дали Островского. Ничего этого не было. В современной пьесе же либо шла игра постмодернистскими смыслами, либо придуманная густопсовая чернуха, которая может родиться только в голове человека, который сам в «чернушных» обстоятельствах никогда не жил. Например, в фильме Германа «Хрусталев, в машину!» заводское общежитие – это бедлам. Так может представлять себе общежитие только мальчик, выросший в огромной писательской квартире. Я сам вырос в заводском общежитии и прекрасно знаю, что там каждая вещь висит на своем гвоздике. Без жесточайшей бытовой дисциплины 40 семей не смогли бы рядом выжить. Мне сразу это стало неинтересно.Мне не хватало на сцене современного реализма и комедии. Ведь конец 80-х – начало 90-х, когда все так круто менялось, были годами по-своему смешными. Что может быть смешнее, когда кандидат в президенты предлагает зрителям продемонстрировать круп своей супруги? Да нужно следующего общенационального кризиса ждать, чтобы опять увидеть такое – то, что Бахтин называл «гротескный реализм». Ушла реприза, ушел сюжет. А как можно 2-3 часа смотреть вещь, в которой нет сквозного сюжета? Владимир Меньшов, с которым я дружу, убеждал меня: попробуй писать пьесы. Пьес пока немного - шесть. Одна написана в соавторстве со Станиславом Сергеевичем Говорухиным, который поставил ее во МХАТе у Дорониной – это была его первая работа в театре. С Говорухиным мы вместе работали на «Ворошиловском стрелке». Я там был автором диалогов. И дело пошло. Думаю, в своих оценках и обольщениях не ошибся. Действительно: сюжетные социальные комедии зрителя держат. И в Сатире, и во МХАТе огромные залы на моих пьесах никогда не пустуют. По стране много идет моих спектаклей. Последнее, где я был – Тамбов, Владикавказ, Киров, - везде полные залы. Это самое важное подтверждение моему представлению, какой должна быть современная социальная комедия. Я с уважением отношусь к элитарному творчеству, но считаю, что занимательность – вежливость писателя по отношению к читателю и зрителю. А долговечность невозможно заранее вычислить. Хочешь написать графоманскую однодневку – поставь перед собой задачу писать на века. У меня некоторые основания полагать, что тот путь, которым я иду, правильный. Например, мои перестроечные вещи переиздаются до сих пор – и «Апофигей», и «Парижская любовь Кости Гуманкова», и «Сто дней до приказа». Уже одну смену эпох они пережили. Неизвестно, переживут ли следующую? Мы с вами отлично знаем, что были знаменитые прозаики и драматурги, которые остались там, в советской эпохе. А уж какие гиганты были!

Но меня очень удивило, что моя драматургия вызвала нежелание в ней разбираться у очень влиятельной части театрального общества. Критика даже не попыталась понять, почему ходят на «Контрольный выстрел» или «Хомо эректус». И даже какая-то достаточно серьезная враждебность по отношению к реалистическому направлению в театре. Я подозреваю, что во многом это связано с тем, что в отсутствие объективных критериев в искусстве можно любую ерунду объявить гениальной. А можно сказать: «Вот это плохо, потому что так кажется мне и группе моих единомышленников». Эта ситуация абсолютно неплодотворна и губительна для искусства. Конкретный критерий – интерес зрителя – или есть, или нет. Когда предлагается такой критерий, это вызывает раздражение у определенных людей. Которые или не в состоянии написать профессиональную вещь, интересную зрителю, или не умеют поставить.

Тут еще и извечный спор между традиционалистами и новаторами. Но воля ваша: очень уж много развелось людей, которые спекулируют на новаторском взгляде. У меня есть такой афоризм: литературные проходимцы часто выдают себя за литературных первопроходцев. Кстати, выходит моя книга афоризмов. И, как ни странно, люди традиционных взглядов гораздо терпимее к каким-либо отклонениям, вызовам. Но стоит только человеку, одержимому идеей новаторства, получить хоть какие-то властные рычаги, он разгоняет всех, и никакими традициями там и не пахнет. А искусство без традиций развиваться не может.

Был такой смешной момент. Дважды «Сбербанк» выкупал билеты на спектакль «Хомо эректус». Всем очень понравилось. Потом руководители «Сбербанка», поблагодарив актеров и режиссера, сказали: «Мы финансируем «Золотую маску», мы им подскажем обратить внимание на ваш спектакль». Проходит какое-то время, и я узнаю: стоило только «Сбербанку» упомянуть этот спектакль, как в жюри «Золотой маски» поднялась волна жуткого возмущения. Опять нежелание разобраться…

Я очень люблю свою первую пьесу «Левая грудь Афродиты». Что-то бы сейчас, наверное, и переделал. Но уж пусть она такая будет. Часто бывает, что добавляешь что-то, как тебе кажется, более профессиональное, но при этом уходит непосредственность. Особенно это в поэзии заметно. Когда берешь книгу из «Библиотеки поэта» и видишь – стихи еще неумелые, но это поэзия. Дальше идет все на месте, все высокопрофессионально, но это уже – не поэзия…

В «Литературной газете» мы стараемся всем давать слово. Даже тем, чьи политические или эстетические взгляды я не принимаю. Самый простой путь убить газету – публиковать только то, что тебе нравится. Среди того, что мне не нравится, много интересного, талантливого, острого. Как мне удается совмещать писательство и редактирование «Литгазеты»? Это двуединое дело. Замечено, что как только талантливый писатель оставляет общественную деятельность, через 2-3 вещи он становится жутким занудой. Редактирование для писателя - самое подходящее занятие. Вспомните Пушкина. И Чехова, который почти до конца жизни работал врачом. Что касается времени, то на что потратить свободное время, всегда найдется. Дурное дело – не хитрое. Значит, надо меньше предаваться традиционным для писательского сообщества порокам…

Я был и при советской власти успешным писателем. Членом ЦК и парткома, что не помешало мне написать «Сто дней до приказа», «Апофигей» и «ЧП районного масштаба». Но как только я садился за стол, то первое, о чем забывал: что я женат и что я член партии. И писал, как видел.

Бесконфликтный писатель никому не интересен.

Тверская газета. -2006.- 24 ноября. [ http://gazeta.tver.ru ]